Я вернулся к Восьмой кольцевой. Только хотел перейти дорогу, как послышался громкий гудок автомобиля и передо мной остановился черный «мерс». Открылась водительская дверь, и я увидел Токо.
— Едем к Ямадзаки?
Наверное, мина у меня была кислая. Она сказала:
— Что ты скривился? Живо залезай в машину!
Я покорно открыл переднюю дверь.
— Откуда у тебя эта тачка?
— Как только ты ушел, я сразу позвонила секретарю деда, и он мне ее подогнал. Успела. Хорошо, что место такое видное. Другой дороги нет. Я просто подождала тебя минут десять.
— Для чего тебе эти игры с огнем?
— А разве все остальное не опасно? Ко мне в квартиру кто-то проник, а я даже в полицию не заявила. К тому же ты не забыл? Я дочь погибшей при взрыве. И что, в тот момент, когда появляются новые улики, я должна сидеть сложа руки, вместо того чтобы искать разгадку смерти матери? Не настолько я плохая дочь.
Я вздохнул, автомобиль тронулся с места. Стиль ее вождения образцовым не назовешь. Она дала по газам и с дикой скоростью начала метаться из одного ряда в другой. Абсолютно противоположная манера езды по сравнению с Асаи. Водит отчаяннее, чем якудза. Я хотел ей сказать об этом, но потом передумал. Вздохнул еще раз и спросил:
— Как там с моей просьбой?
— А-а, ты об этом? Ничего не получилось. Мамина секретарша тоже ничего не слышала о Ёко Сибаяме и Юкано Ямадзаки. А как у тебя дела?
Я вкратце пересказал ей свой разговор с мальчиком.
— Значит, все-таки танка, — пробормотала она. — Предположение о том, что Центральный парк — это парк Тюо, тоже оказалось верным. Но скорей всего, маминой фамилии в сборнике нет.
— Я с тобой согласен. Почему ты так решила?
— Ты меня экзаменовать собрался? Ну, ладно. Кажется, я начала понимать ход твоих мыслей. Логическая схема одноклеточного. Значит, так. Полицейские пришли к нему вчера в восемь вечера. Чтобы найти фамилию, много времени не нужно: просмотрел оглавление, и все. То есть, если бы мамина фамилия была в сборнике, полицейские навестили бы меня в тот же вечер и засыпали вопросами.
— Гениально, — сказал я. — Но это не означает, что ее стихов в сборнике нет.
— Возможно, она писала под псевдонимом?
— Именно! — порадовался я. — Псевдонимы не столь распространены среди поэтов танка, как хокку, но и не такая уж редкость.
— Кажется, сейчас моя очередь.
— Ты о чем?
— Ямадзаки — упрямый дедок, ненавидящий СМИ. Как ты думаешь, кого он примет в своем доме? Таких же родственников погибших, как и он сам.
Она была права. Я колебался, обдумывая ее слова. Родственница жертвы взрыва приходит к родственнику другой жертвы. В этом нет ничего противоестественного. По крайней мере, гораздо проще согласиться на эту встречу, чем общаться с любопытными корреспондентами. Это не противоречит обычной морали простых людей.
— Хорошо, — сказал я. — Поручаю тебе общение с Ямадзаки.
Она опять вдавила в пол педаль газа. Я решил не отстегивать ремень безопасности, пока мы не доберемся до дома Ямадзаки.
Как и сказал мальчишка, дом Юкано Ямадзаки находился неподалеку от станции Омори, одно здание вместе с лапшевней. На яркой и оживленной улице только на этом доме была ужасно старая вывеска, которая выделяла его среди всех остальных. Здание выглядело так, будто выпало из общего потока времени. Еще и часа не было, а на двери лапшевни висела табличка «Закрыто».
Токо бросила взгляд на парадный вход и, не мешкая ни секунды, открыла дверь. Закричала громким голосом:
— Есть кто-нибудь?
В глубине лапшевни послышалось шуршание, и из недр кухни вышел старик. Седоватый, лет семидесяти. Добродушным он не выглядел. Не меняя мрачного выражения лица, он пристально посмотрел на нас с Токо.
— Кто такие? — Голос его был под стать лицу. Звучал совсем недружелюбно.
— Дедушка, ты, наверное, папа Юкано-сан? — бодро спросила Токо, полностью игнорируя настрой деда.
— Ты что такая невоспитанная? Я спросил вас, кто вы такие.
— Меня зовут Токо Мацусита.
— Дочкина подружка, что ли?
Она покачала головой:
— Наверное, моя мама была ее подругой.
— Наверное? А кто твоя мать?
— Юко Мацусита. Она погибла тогда же, когда и твоя дочь. Во время взрыва.
На мгновение в глазах старика появилась растерянность.
— Мне очень жаль. И какое у вас ко мне дело?
— Принесли благовония за упокой Юкано-сан.
— А что это за мужик с тобой?
— Мамин приятель.
— Нда-а, — пробормотал старик. — Сюда, — неприветливо бросил он и пошел вглубь лапшевни.
Я следил краем глаза за Токо. Она еле заметно улыбалась. О чем она думает, непонятно. Мы молча последовали за стариком.
На буддийском алтаре в комнате стояла фотография. В черной рамке — умное лицо с правильными чертами. Мы зажгли ароматические палочки, сложили ладони, и затем Токо, посмотрев на фотографию, обратилась к старику:
— Твою дочь, дедушка, тоже очень жаль. У нее все еще было впереди. Она ведь работала начальницей отдела в банке?
Я следил за ней боковым зрением, понемногу выпадая в осадок. Она говорила смело, как взрослый человек, помятый жизнью, познавший и боль, и радость. И одновременно с этим в ее словах чувствовались живые, естественные эмоции.
Старик скривил губы и пробормотал:
— Глупая она. Деловая женщина, или как там оно называется, не знаю, но не потащилась бы незамужняя за границу, ничего и не случилось бы.
— Почему ты думаешь, что виновата заграница?
— Так не вступи она в поэтический кружок в Нью-Йорке, не оказалась бы в этом треклятом парке.