Кувано по-детски наклонил голову и принялся меня рассматривать.
— Ты, говорят, сейчас работаешь барменом. Сколько у тебя в год выходит?
— В прошлом году немного не дотянул до миллиона. А ты к чему?
— У меня сейчас есть сила. — В его голосе чувствовалась самоирония. По крайней мере, мне так показалось. — Сила по имени деньги. Весьма банальная, но мощная. Покажи любому человеку наличные. Если равные твоему годовому доходу, то здесь, в Японии, такой сумме никто не удивится. Но поднимем ее в десять раз, до десяти миллионов, что тогда? У того, кто увидит такую сумму, сердце дрогнет, наверное. А может, и нет. Не дрогнет, и не надо. Увеличим сумму еще в десять раз, до ста миллионов. Наличными. И положим перед человеком. В такие моменты в большинстве случаев разум проигрывает страстям. Короче говоря, человек меняется. Как вода, которая при ста градусах превращается в пар. Конечно, бывает, что и такой суммы мало. Но увеличивай ее и найдешь точку кипения у любого. Это непреложный закон, который я выучил за эти двадцать с лишним лет.
— Первый раз слышу, чтобы человек подчинялся непреложным законам.
— Может, ты и прав. Но по моему опыту исключений — ноль. Или ты хочешь сказать, ты — единственное исключение?
— Этого я не знаю. Я не настолько уверен в себе. Ты уже знаешь, наверное, что я алкаш? У алкашей нет гордости. Значит, у Мотидзуки была точка кипения. Ты это хотел сказать?
Он кивнул:
— Да. Сто миллионов иен наличными. И его как подменили. Когда я вернулся в Японию, я встретился с родственниками полицейского, погибшего в семьдесят первом году. Все-таки, наверное, меня это волновало. Тогда я увидел Мотидзуки. И мне захотелось испробовать свой закон. Теперь он мой помощник. Его должность — начальник отдела планирования. На работу он практически не ходит, подчиняется непосредственно мне как внештатный сотрудник. У меня сейчас в компании довольно широкие полномочия.
— А начальник секретариата Нагахама попал к тебе в соответствии с тем же законом? Решил проучить меня с помощью недостойной шпаны, нападающей на мирных барменов.
— А ты догадался. Я попросил его формально уволиться с работы. Мне сейчас нужны люди, действующие втихую.
— Этим методам ты тоже научился за двадцать с лишним лет?
— Ну да. Но, разумеется, не только им.
— Это уж точно, не только им. Похоже, ты научился еще куче всего. Например, методам массовых убийств. Зачем ты убил Юко? Зачем убил начальника отдела безопасности Миядзаку? Зачем убил многих других, оказавшихся невинными жертвами взрыва?
Кувано повернулся к стоявшему рядом дивану и кивнул:
— Может, сядешь? Наш разговор, похоже, затягивается.
— Нет, мне и стоя неплохо, — ответил я.
Мы молча стояли и смотрели друг на друга.
Кувано спокойно сказал:
— Вот как? А ты не изменился. И сейчас стоишь на ринге. Ты провел шесть боев и ни в одном не проиграл. Все еще хочешь улучшить свой результат? Я прав? Ты все время хочешь удержаться на ногах. Хочешь биться стоя.
Я стоял не шевелясь, не сводя с него взгляда. Я об этом никогда не задумывался, но, вполне вероятно, он был прав. Возможно, я действую так, как говорит Кувано, не отдавая себе в этом отчета. Мне это неизвестно. Кувано хорошо меня знает. Наверное, даже лучше, чем я сам. Я вытащил из кармана пальто пистолет Асаи, не соображая, что я делаю. Направил дуло на Кувано. Его лицо даже не дрогнуло.
— Я теперь дружу с такими штуками.
— И что ты собрался сделать?
— Воспользоваться по мере необходимости. Так зачем ты убил Юко и начальника отдела безопасности?
Кувано вздохнул:
— Может, сначала ты выслушаешь мою историю о том, как я жил в те годы, когда мы с тобой не виделись?
— Хорошо. Рассказывай. Только покороче.
— Семьдесят первый год. Я поехал в Париж. Я дал тебе обещание и собирался когда-нибудь сдаться с повинной в посольство. Но удивительное дело — передо мной открылся новый мир. И не утихшее до конца желание борьбы возродилось во мне с новой силой. Я-то думал, что полностью завязал с прошлым… Я испытывал перед тобой угрызения совести и не забывал о тебе. Но опять начались споры с однокурсниками о политике. В результате я установил контакты с южноамериканской организацией, у которой был филиал в Париже. К тому времени, как на меня вышел Интерпол, я уже оказался в Южной Америке по делам организации. Шел семьдесят пятый год. Я был в одной маленькой стране, не будем называть ее.
— Что это за организация?
— Называется «Колера де Тьерра». Гнев земли. Повстанцы левого крыла. В те времена они называли себя подлинными преемниками Гевары. Слышал о них?
— Нет, не слышал.
— Так я и думал. В Японии о них ничего не известно. Маленькая организация из далекой страны. Но это не важно. Я прошел у них военную подготовку, научился пользоваться оружием. Не только таким примитивным, как у тебя сейчас в руках. Шли дни, и в один прекрасный момент я понял, что стал террористом. Я изменился. Может, и у меня тоже была точка кипения, которая зависела не от денег. Я принимал участие в покушении на правительственных лиц. А однажды попал под военную облаву. Обычное плановое задержание, для которого даже не требуется никаких улик. Но вмешались японские представители. Передо мной появился первый секретарь посольства Японии. Он требовал моей выдачи.
— Это был Тэцу Миядзака из Управления полиции.
Он слегка улыбнулся.
— Как ты догадался?
— Начнешь следить за передвижениями полицейских, и информация подобного рода у тебя в руках. Высшие чины Управления полиции поднимаются по служебной лестнице следующим образом: через десять лет после прихода на работу в управление их часто отправляют в посольства за границу. Обычно первыми секретарями. Когда я узнал, что нынешний взрыв — скорее всего акт чистого терроризма, я понял: Миядзака — одна из мишеней взрыва. Из того, что ты мне рассказал, это единственный вывод, который напрашивается.